• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Институт образования

Содействовать доказательному улучшению сферы образования и человеческого развития

«Нам было важно сохранить непредвзятый взгляд»

Руководитель ПУЛ «Развитие университетов» Института образования НИУ ВШЭ Дарья Платонова рассказала, как труд большой международной команды воплотился в первое масштабное исследование судьбы вузов на постсоветском пространстве.

- Дарья, как возникла идея исследовать разные треки высшего образования в бывшем СССР?

- Инициатива принадлежала Исаку Фрумину, Дмитрию Семенову и Ярославу Кузьминову: в 2013 году они опубликовали статью о том, что происходило с высшим образованием в России за четверть века, как советские вузы приняли перемены и как появилась новая структура сети. Стало понятно, что эта трансформация почти не исследована, а если расширить проект до всех пятнадцати бывших советских республик, то эта амбициозная задача может дать уникальное понимание путей развития. Первые два года, кроме работы над содержательной рамкой, мы формировали команду: постоянно созванивались по скайпу со многими исследователями из разных стран мира, встречались на конференциях. В первую очередь мы искали людей, у которых есть возможность собрать объективные данные по университетам, выйти на национальные министерства – это не так просто, если учитывать закрытость некоторых государств и отсутствие открытых систем подробной статистики. Например, большим вызовом для всей нашей команды стал реальный портрет высшего образования Туркменистана, потому что информацию добыть было почти невозможно. Важно, что команды сложились интернациональные, включающие исследователей, которые работали непосредственно в странах постсоветского пространства, и исследователей, которые работают в западных университетах: это позволило сохранять рефлексивность и возможность сформулировать тезисы, понятные читателю с любым бэкграундом. В целом «столкновение» разных исследователей оказалось очень продуктивным: оно помогло не только выдерживать исследовательскую рамку, но и погрузиться в суть проблем с разных позиций. Соответственно, за бортом осталось много материала, скорее, публицистического толка, и мне кажется интересной идея в дальнейшем как-то отрефлексировать и его тоже.

- У вас уже было какое-то примерное представление о развитии вузов, например, Средней Азии или Прибалтики?

- Мы четко понимали только то, что в этих обществах сформировались совершенно разные запросы, и университеты не могут не отвечать этим запросам в той или иной степени. Понятно, что эти запросы менялись, и не только после 1991 года, но и позже: происходили революции, как, например, в Грузии или Киргизии, где-то были масштабные кризисы. Но и не более того: нам было важно сохранить непредвзятость взгляда, не нагружать исследование своими гипотезами. Люди устали от общих слов про переходные экономики, демократизацию. – и мы старались в это не углубляться. Например, идея транзита к англосаксонской модели высшего образования понятна и имеет свои основания, но мы не хотели как-либо подгонять материалы под эту идею, наоборот – нам было важно описывать новые виды, новые типы, не фантазируя заранее на этот счет. Так, в странах сложились уникальные истории формирования негосударственного сегмента – от вузов, занимающих маргинальные позиции в системе, до приватизации советских вузов или создания иерархии, где на вершине именно частные университеты.   

- Что конкретно вам удалось обнаружить?

- Например, то, что системообразующим фактором для высшего образования в Таджикистане и Киргизии остается неравенство, включая гендерное. И сколько бы мы ни теоретизировали о том, как меняется система образования в этих странах, именно этот фактор является определяющим. В Узбекистане, например, мы обнаружили конфликт между высоким спросом на высшее образование и очень сдержанной, скажем так, политикой государства на этот счет: количество мест в вузах ограничивается. Эта ситуация крайне нехарактерна для большинства стран. Один из наших экспертов провел параллели с ситуацией Египта, где общество не справилось с массовым притоком абитуриентов.

- Вы упоминали постоянные консультации по скайпу. Насколько трудно было организовывать такую большую группу исследователей, которая продолжала работу, к тому же, столько времени?

- В нашей команде было около 40 человек. Организовать такую большую группу довольно непросто – но мы старались перевести наше общение и в оффлайн. Организовывали рабочие семинары и круглые столы на конференциях. Здесь большая заслуга модераторов дискуссий – Кирилла Васильева, Дениса Николаева. Большую роль сыграли, конечно, Исак Фрумин и Ярослав Кузьминов, которые не только модерировали наши первые обсуждения, но и далее не отключались от исследования, более того – предложили в книгу очень интересную главу, которая немного меняла угол зрения на разницу в путях высшей школы разных государств после распада СССР. В этой главе они развенчали миф о единстве и гомогенности вузовской системы в самом Советском Союзе. Конечно, самую главную роль сыграли Анна Смоленцева и Ерун Хаусман, которые на протяжении нескольких лет удерживали жесткую рамку исследования, систематизируя материалы, работая с авторами каждой главы на протяжении многих месяцев. Естественно, у нас были кризисные моменты, когда люди отключались от дискуссий, проваливали дедлайны, но мы упорно писали, звонили, напоминали. Бывали моменты, когда казалось, что это никогда не кончится и мы еще пять лет будем собирать, редактировать и вести переговоры с издательством. Для меня эти четыре года стали очень важным опытом – я на практике узнала, как делаются большие проекты, насколько важна коммуникация и как ее правильно организовывать.

- Можно ли сказать, в какую сторону двигаются системы высшего образования в этих странах?

Конечно, предсказать то, что будет дальше с высшим образованием в этих странах, непросто с учетом экономических и политических кризисов и бумов – но благодаря книге мы увидели несколько важных трендов. Я бы отметила четыре. Во-первых, сдвиг в сторону глобального позиционирования через усиление университетов-лидеров и, в целом, бифуркация систем. Это особенно ярко выражено в России. Вторая важная история – это претендующие на системообразующую роль международные кампусы и фонды, в частности в Средней Азии. Здесь интересная «ролевая модель» – фонда Ага Хана, нацеленного на выстраивание сети учебных заведений (например, Университет Центральной Азии) в отдаленных районах в целях поддержки развития горных сообществ. В-третьих, международные потоки студентов, где традиционные постсоветские связи ослабевают. Китайские университеты становятся точкой притяжения студентов из постсоветских стран, и их влияние усиливается. В-четвертых, для многих стран, включая Россию, проблематизируется ситуация с частным сегментом и заочным образованием. Страны встают перед развилкой: продолжится ли консолидация сегмента, в том числе под влиянием демографического спада, или же ниша расширится и утвердится за счет новых форматов, таких, как онлайн-обучение.